О силе А.Ф. Лосева…

Беседа Ю.А. Ростовцева с С.С. Аверинцевым

— Сергей Сергеевич, прошу вас вспомнить о взаимоотношениях с Алексеем Федоровичем, рассказать нечто такое, что вкладывалось бы в некое Слово о Лосеве… 
Аверинцев: 
— Первое, что чувствовал человек, навстречу которому из своей комнаты выходил Алексей Федорович, первое, что чувствует читатель, когда раскрывает его книги, — это то, что мы встречаемся с некой силой. У Алексея Федоровича в высокой степени было это качество силы. 
Я предпочел бы не ограничивать, не уточнять понятие силы, не говорить ни о силе интеллекта, хотя таковая, конечно, была; ни о силе характера, хотя таковая также в высшей степени была… 
И телесная сила Алексея Федоровича была для нас очевидной; как иначе вынести такую жизнь и оставаться работоспособным в таком истинно легендарном возрасте. Для этого надо было иметь от природы еще и не легко поддающееся ударам судьбы тело и жизненную энергию. 
— А как-то еще более развернуто содержание этой жизненной мощи, отваги, устойчивости, которые вы в совокупности назвали силой, не попытаетесь раскрыть? 
После паузы С. С. Аверинцев отвечает: 
— Но вот — сила. Очень таинственная вещь. Сила не сводима ни к силе ума, ни к силе воли, ни тем более к телесной силе. Это скорее что-то вроде сана, который кто-то от природы имеет, а кто-то не имеет. Сила, которая проявляется в человеке, подобна силам природы. Причем не всегда, — не гарантировано, что она будет небезопасной. 
Переживание встречи с силой — всегда довольно трудное переживание. Настоящая сила — не невинная вещь. Но вот саму эту силу дает Бог, дает природа. Она либо у человека есть, либо ее в человеке нет. 
Ее можно не всегда употребить на благо. Но чего нельзя, чего никому не дано — это подделать, имитировать силу. Мы чувствуем ее сразу же: дано этому человеку говорить с властью или он просто разыгрывает перед нами зрелище. Но его, зрелище, опытный глаз легко сможет различить. 
Помню, как слушал один из последних докладов Алексея Федоровича рядом с одним очень хорошим сообщением одного из лучших наших исследователей. Мне было обидно, как мало слушали того, второго докладчика. Все были под впечатлением от выступления Лосева. Но потом я понял, что это не просто действие имени, известности, знаменитости… 
Если бы никто из присутствующих никогда не слышал о Лосеве, может быть, тогда присутствующие были бы возмущены и даже скандализированы ситуацией… Они обязательно бы насторожились, стали бы внимательно слушать. Даже полудремавшие — сразу бы проснулись и оживились, потому что воздействие силы, прорыв силы — это как непреодолимое воздействие стихии. 
Алексей Федорович был человеком, который говорил и писал о самых абстрактных материях как о кровном деле, где мыслимы интонации горя, радости, смертельной обиды, задора и так далее. Впрочем, он настаивал на том, что самые отвлеченные понятия — это в конечном счете самое духовно-конкретное, что мы имеем. 
В нем была колоссальная опытность в делах отвлеченной мысли, да и в жизненных делах. 
И наряду с этим в нем проявлялась резвость и жизненная сила; реакции, которые присущи нам обычно в отрочестве. Взрослый человек их обычно теряет. У Алексея Федоровича все это было именно так, в целостном единстве. 
— Сергей Сергеевич, а бывали ли между вами споры, разница взглядов в подходах к тем или иным явлениям бытия, в трактовке сущностных понятий ? 
— Вспоминается следующее. Я только что написал для четвертого тома «Философской энциклопедии» статью под названием «Православие». Чуть ли не первую мою статью на такие сюжеты… Или уж во всяком случае — первую для печати. Да, увы, она готовилась для печати. И была написана таким языком, чтобы возможно меньшее число людей могло понять, что там говорится. Это — стало быть — 60-е годы… 
Алексей Федорович очень оживился. Наш разговор кипел до часа ночи или до половины второго, затем я все-таки ужаснулся, что отнимаю силы, ночные часы у человека столь преклонного возраста и почтительно распрощался. Но затем сначала из прихожей, потом уже с лестницы услышал его требовательный голос: «Сергей! Вернись! А ты читал такую-то статью? Сергей! А ты внимательно прочитал Флоренского?» 
Так повторялось несколько раз. Я возвращался, садился за стол, и беседа продолжалась. И если бы не энергичное вмешательство Азы Алибековны, разговор грозил продлиться, может быть, до рассвета… 
— Но это был разговор единомышленников или у вас было разное понимание и трактовки столь важной темы энциклопедической статьи ?.. Спорные точки обозначились ? 
— При том нашем разговоре не помню почвы для спора. Он просто хотел меня максимально подготовить, оснастить материалом для написания такой важной статьи. 
Но мы не являлись абсолютными единомышленниками во всех вопросах. 
Должен сказать, что я в моей жизни встречал и встречаю людей, которыми хочется восхищаться. Я встречал и встречаю, — слава Богу! — единоверцев. Это другой вопрос. Но полных единомышленников, пожалуй, пока что в моей жизни просто не встречалось. 
Наверное, встреть я полного единомышленника, не пережил бы неприятного смущения вроде как от общения с двойником? Единомышленниками мы не были, хотя при обсуждении этой моей статьи не упомню, чтобы у нас обнаружились расхождения. 
— И все-таки, когда-то ведь споры возникали… Из-за чего, каких проблем и мнений ? 
— Однажды был не то чтобы спор, но очень длинный монолог Алексея Федоровича. Но, во-первых, монолог, однажды услышанный, рискованно пересказывать. Во-вторых, разговор все-таки был весьма доверительный, и даже теперь… 
…Здесь для меня есть нерешенные вопросы. Мы живем в такую эпоху, когда уже несколько веков мемуаристы позволяют себе — и чем дальше, тем больше — пересказывать самое интимное. Я из-за этого сильно сомневаюсь, буду ли когда-нибудь писать мемуары… 
Самым общим образом Алексей Федорович склонен был в большей степени связывать идентичность православия с найденной, наличной, переданной в предании формой, вплоть до мелочей. В какой-то момент разговора он мне сказал: «А ты знаешь, я считаю, что старообрядцы правы». 
И всякое изменение, отчасти неизбежное в движении во времени, представлялось ему не только печальным, не только некоей убылью, потерей, но и просто разрушением, после которого говорить не о чем, которым идентичность православия как православия уничтожается. С этим я не могу так легко примириться. <…> 

Текст публикуется с сокращениями, из следующего издания: Алексей Федорович Лосев. Из творческого наследия [Текст] ; Современники о мыслителе / изд. подгот. А. А. Тахо-Годи и В. П. Троицкий ; [вступ. ст. А. А. Тахо-Годи]. — Москва : Русскiй мiръ, 2007. — 770, [4] с., [16] л. ил., портр. : портр. ; 23 см. — (Русскiй мiр в лицах : XX век). — Загл. на корешке : Лосев. — Библиогр. в коммент.: с. 699-770.